Дальнейшая концентрация банковского сектора способствует оздоровлению и укреплению финансовой системы Казахстана, что позитивно отразится на развитии всей экономики в целом и улучшению ее инвестиционного имиджа. Об этом и многом другом рассказал председатель правления АО «Нурбанк» Эльдар Сарсенов, комментируя актуальные события в отрасли и последние финансовые показатели банка, сообщает kursiv.kz.

– Пожалуй, самые обсуждаемые сегодня новости на финансовом рынке – это предстоящие M&A сделки, в частности, объединение Халык банка и ККБ, Цесна и БЦК. Также ходят слухи об объединении еще 3–4 банков. Как вы лично оцениваете процесс консолидации банковского сектора? Хорошо это или плохо для самих банков, их клиентов, экономики РК?

– Негласный закон рыночной экономики – чем больше конкурентов, тем лучше клиентам. У нас уникальный рынок, даже Европа не может похвастаться таким количеством финансовых институтов на душу населения, включая микрокредитные организации и финтех.

У нас достаточно закредитованный рынок, причем рынок, который не растет. Все это в совокупности дает не очень хорошую картину – 34 классических финансовых института, которые могут принимать депозиты. На 17–18 млн человек населения – возможно это достаточно здравая цифра, но мы уже из года в год видим отрицательное значение роста экономики. ВВП на душу населения не растет теми же темпами, которыми кредитуется экономика через БВУ.

Малый бизнес активно развивается в Казахстане

Стоимость стандартных займов, если не считать субсидии, для юридических лиц составляет 14–17%, для физических лиц – 20–25% и выше в случае беззалогового кредитования. Такими темпами экономика не растет. Если экономика этого не делает, следовательно реальные доходы населения также не растут. В лучшем случае они стагнируют либо падают, как это было после девальвации.

Если мои доходы стагнируют из-за падения цен на нефть и девальвации, то откуда я могу взять сверхдоходы, чтобы платить кредит, будь я частное лицо, предприниматель или крупное предприятие?

– То есть нет корреляции между этими показателями?

– Именно. И от этого все наши коллеги по цеху испытывают трудности, в том числе и мы. Здесь нужен либо взрыв, бум в экономике для того, чтобы он мог обеспечить во-первых, кредитную нагрузку, во-вторых, запасы для дальнейшего роста, либо нужно сокращать количество банков – такой политики, как мы видим сегодня, придерживается Национальный банк. В принципе это правильно, поскольку банки, в отличие от других коммерческих предприятий, работают с вкладами. Это принципиальное отличие, которое нас выделяет и накладывает определенную ответственность.

– Существует некая социальная ответственность…

– Еще какая. Если банки терпят какие-то сложности, не могут выплатить свои облигационные займы, не могут обеспечить снятие денег физическим лицам, дребезжит вся система. Не надо далеко ходить: 2008 год. Америка. Когда упал большой банк, сразу закрылась связь между кредиторами и дебиторами. И те и другие начинают страдать. И далее по цепочке. Это называется волновой эффект. Страдает большое количество компаний, сотрудники, которые там работают, растет безработица, потребительский спрос падает, страдает вся экономика.

Поэтому для Национального банка и правительства жизненно необходимо иметь сбалансированную банковскую систему. Это первое. Для этого нужен либо рост экономики, но он от нас не зависит, либо сокращение количества банков, чтобы они оздоровившись, укрупнились и тем самым имели стержень, который крайне необходим с одной стороны для государства, с другой стороны – для частного сектора.

Второе – сейчас слишком большое количество неработающих займов. Это влияет на суверенный рейтинг как кредитный, так и инвестиционный. Последний намного важнее, поскольку без хорошей репутации крупные институциональные инвесторы в Казахстан заходить не будут. А инвестиции для нашей экономики очень важны. Инвестиции – это тот инструмент, который позволяет, не обременяя государственный бюджет, делясь доходом в будущем с инвестором, развивать предприятия, отрасль и экономику в целом.

– Разве инвесторы не могут напрямую вкладывать в экономику РК?

– Безусловно, могут. Но если банковская система хромает, то это влияет на всю экономику. Это означает, что банковский сектор не может эффективно обслуживать экономику, а тогда зачем мне как инвестору вкладывать в страну, в которой слабый банковский сектор, количество токсичных займов растет, покупательская способность населения и предприятий падает. Зачем мне это надо?

Поэтому наше правительство работает на то, чтобы оздоровить систему, вычистить наши проблемные портфели, это даст положительный толчок, чтобы быть более привлекательными для инвесторов. Это наша конечная цель.

– Каким образом консолидация банков системы может помочь снижению NPL в системе?

– Когда два банка тем или иным путем объединяются, они раскрывают свои книги. Каждый банк-покупатель проводит due diligence и смотрит, что «хорошо», а что «плохо». Плохие активы он убирает, хорошие оставляет, либо покупает с большим дисконтом. Получается такая «весенняя чистка». И сразу видно, что есть «плохое». Обычно в своей деятельности банк имеет возможность за счет работы с цифрами какие-то проблемы ретушировать. В принципе, это абсолютно легально, мировая практика. Но при покупке эти проблемы сразу выявляются, и если 6–7 банков объединятся, сольются или еще каким-то образом укрупнятся, тогда все эти вещи будут видны.

Во-вторых, у нас с 2018 года вступает в силу Базель 3 и МСФО 9, которые, в частности, будут регулировать методы расчета капитала и провизии. Два показателя, которые банкирам не очень нравится считать. Это означает, что – первое – мы должны будем считать провизии по-другому и будем вынуждены показать их, на наш взгляд, в более консервативном виде, чем они есть. И второе – будут ужесточены требования по капиталу. Поэтому в принципе это правильно.

Конечно, конкуренция здесь пострадает, но главное, чтобы количество банков не сокращалось ниже какого-то критического значения. Ни в коем случае нельзя, чтобы было как в США или Европе – 3–4 крупных банка и остальные – микробанки. На мой взгляд, наиболее оптимальный вариант, когда работают все виды банков – маленькие, средние и крупные – для всех клиентов хватит. 10 банков уйдет – это хорошо, но это нужно делать аккуратно, чтобы не породить недоверие ко всему банковскому сектору. Банковский сектор оздоровится, можно перелистнуть главу и начать жить заново.

– В одном из своих последних интервью глава Народного банка Умут Шаяхметова заявила, что им интересен ККБ без плохих займов, доставшихся от БТА. Как вы думаете, как решить эту проблему высоких NPL ККБ? Что бы вы сделали, если бы покупали ККБ?

– За Народный банк я говорить не буду. Если бы я покупал какую-то финансовую структуру и имел возможность рассмотреть все активы в истинном виде, в каком они есть, я бы разделил их на «хороший» и «плохой» банк – такова мировая практика. Либо, как я сказал ранее, с дисконтом купил плохие активы, но при условии, что я умел с ними работать, либо взял бы хорошие активы, а плохие передал коллекторским агентствам. Я думаю, большинство активов можно оздоровить, остальные – списывать.

– Если бы с дисконтом покупали, то с каким?

– (Смеется) Это похоже на вопрос: если бы вы покупали красную или синюю машину, то синюю с какой скидкой купили бы? Это трудно сказать. Нужно смотреть.

– Рассматривает ли Нурбанк покупку какого-либо банка или продажу?

– Продажу мы, безусловно, не рассматриваем. Мы более чем осведомлены о необходимости докапитализироваться. Более того, коэффициент достаточности собственного капитала (К2) у нас достаточно высокий – 15,1% при ранее действовавшем нормативе 8,5% и текущем нормативе 10%. То есть мы почти в полтора  раза превышаем требование по капиталу.

При этом есть понимание, что укрупняться надо. Если у нас будет такая возможность, это стабилизирует наши позиции, позволит приобрести компетенции. Нам сложно конкурировать с такими банками как первая десятка, первая пятерка – у них есть капитал, хороший административный ресурс, таланты, которые они покупают за очень большие деньги. Но при этом мы достаточно неплохо научились это делать.

Возможность укрупниться введет нас в ту когорту, при которой нам выгодно станет покупать технологии, иметь доступ к определенным ресурсам и конкурировать на более уверенных началах.

Мы ни в коем случае не рассматриваем продажу банка, наоборот – изыскиваем разные каналы для укрупнения.

– С какими финансовыми показателями закрыл Нурбанк 2016 год?

– Наши активы выросли на 21% по сравнению с прошлым годом. В большинстве своем это из-за роста нашего ссудного портфеля, который вырос на 15,3%. Структура портфеля по клиентам выглядит следующим образом: 23–25% – это МСБ, 63% – это крупный бизнес, все остальное – розница. Кредитный портфель вырос за счет крупного и среднего бизнеса, чемпионами являются МСБ, куда мы в прошлом году приняли стратегическое решение идти.

Поскольку экономика не растет такими темпами, я бы сказал, что это геройский рост.

– Как у вас обстоят дела с ликвидностью?

– Очень хорошо.  В 2016 году мы наблюдали сильный прирост тенговых депозитов. Благодаря политике Нацбанка по дедолларизации экономики, за счет корректировок ставок в валюте и тенге многие наши клиенты перевели депозиты из долларов в тенге. Тем самым мы смогли обеспечить себе подушку безопасности в виде тенговой ликвидности на конец 2016 года. Плюс мы еще работаем с госпрограммами.

– То есть ситуация с ликвидностью у вас в 2016 году была достаточно хорошей?

– Да, отдельное спасибо Национальному банку за то, что в прошлом году он активировал рынок нот. Если у банков были какие-то излишки, они могли их там размещать. Это был очень эффективный инструмент для того чтобы, во-первых, поддерживать ликвидность в банках и во-вторых, дать возможность банкам подзаработать, компенсировать те минусы, которые мы понесли во время двух девальваций.

– В 2015–2016 годах банки делились на два вида – тех, кто испытывал острую нехватку ликвидности и тех, у кого были излишки. Они помогали друг другу на межбанке…

– Вы бы видели под какие проценты они помогали друг другу (смеется).

В конце 2015 года мы были тем, кто занимал под очень высокие проценты на тенговую ликвидность. Долларовая ликвидность у нас была всегда.  Благодаря нашему ссудному портфелю, который значительно вырос, и Национальному банку, мы эту ситуацию выправили. Но более года назад было не очень весело.

– Считаете ли вы, что банкам нужно снизить требования к резервам?

– Как банкир – да, как гражданин – нет. Провизии – это нереализованные расходы, которые уменьшают  чистый доход, фактически этих расходов может и не быть, но  это правильный подход, призванный стабилизировать банковскую систему, чтобы банки не падали, как сухие деревья. Это правильно. Но это, конечно же, врезается в нашу прибыль, которая в последние годы  не особо быстро растет.

Как гражданин я ратую за то, чтобы эти требования были на таком же уровне, может быть даже жестче. Почему? Ипотечный кризис 2007 года показал, что страны, которые имели самые жесткие регуляторные требования к банкам, имели самый легкий посткризисный период. Это Канада, некоторые страны Евросоюза, которые имели свою независимую политику в отношении своих банков. 2009–2011 годы у них были достаточно легкими. И сейчас они имеют более высокие показатели в отличие от своих соседей. 

– Какой текущий норматив к резервам в Казахстане и насколько он выше, чем в других странах СНГ?

– Там нет единой цифры. Есть общая методика подхода к тому, как ты считаешь их – это МСФО.

– Если сравнивать с европейскими странами?

– У нас достаточно жесткие требования.

– У каждого банка есть свой фокус, на который он ориентируется при выборе клиента. А какой клиент у вас в приоритете? Крупный, розничный, МСБ? Как вы себя позиционируете на рынке?

– Мы позиционируем себя как универсальный банк. Кризисы показали, что при оттоке клиентов с одного бизнес-блока мы выживали за счет того, что есть клиенты в других блоках. Конечно, есть возможность полностью сконцентрироваться на одном, двух продуктах и наращивать там свои компетенции. Это хорошо работает в стабильной экономике и тем более в той, которая растет.

Но когда наступает худой год, выживает тот банк, у которого разнообразные источники дохода. Это можно сравнить с выживанием человека в зимний период. Когда есть какие-то проблемы с продовольствием, выживает тот человек, у которого самое разнообразное питание: злаковые, овощи, фрукты, мясо и прочее. 

Кризис – та же зима. Мы пережили уже пять крупных кризисов за все это время, и они показали, что универсальные банки самые живучие.

– Когда вы говорили о структуре портфеля, вы упомянули, что 63% – это крупный бизнес. Вы планируете снижать эту долю?

– Да, мы хотим снизить ее примерно еще на 10–15% по нашей стратегии. Сама идея в том, чтобы кредитный портфель был более-менее равномерно распределен между разными сегментами клиентов для более стабильного развития.

– Вы активно участвуете в госпрограммах, планируете продолжить это в 2017 году?

– Да, здесь отдельно хотел бы отметить фонд развития Даму, БРК и другие начинания нашего государства в поддержке МСБ. 2016 год ярко показал, что именно благодаря субсидированию процентной ставки и льготного финансирования многие предприятия остались на плаву. Когда был скачок рыночной ставки из-за девальвации, не всякое предприятие могло себе позволить кредит за 17–18% годовых, это была тяжелая ноша. Субсидирование в 7–10% вызвало бум на рынке, сильно поддержало бизнес.

За прошлый год я объездил весь Казахстан, был в каждом областном центре, провел в общей сложности 124 встречи с клиентами. Всех интересуют государственные деньги. У нас порядка 30% всего кредитного портфеля состоит из клиентов, получивших финансирование по госпрограммам.

– Раньше было недоверие бизнеса к государству и государственным деньгам…

– Сегодня у бизнеса большой интерес. И еще я хочу сказать, что такой поддержки, которая есть у нас в Казахстане, я не видел в США, где жил 7 лет, и в Европе. Там предприятия оставлены один на один со своими проблемами. Есть, конечно, субсидирование агросектора, каких-то отдельных предприятий авиастроения или машиностроения, но МСБ борется сам по себе.

В Казахстане присутствует большая поддержка малого бизнеса и благодаря ей существуют многие предприятия и банки. 

– Какие проблемы, на ваш взгляд, еще существуют в банковской системе? Например, недавно глава АТФ Банка Энтони Эспина говорил о проблемах взимания залогов, что на это уходит до 10 лет, а также о необходимости уплачивать налог при прощении долгов. Вы сталкиваетесь с такими проблемами? Обсуждаются ли они в рабочих группах в Национальном банке?

– Эффективное законодательство в части банкротства – вот что нам нужно. В США, например, банкротство не означает, что человека или предприятия, это просто процесс защиты тебя от кредиторов, обязательств и некий вакуум времени, который дается тебе, чтобы ты встал на ноги, как само предприятие, так и физлицо.

У нас немного сложнее. По физическим лицам законодательство находится в работе. Если человек по каким-то причинам не может отвечать по своим обязательствам, то проработанной нормативной базы – что делать в этом случае – пока нет. Я думаю, мы к этому придем очень скоро. 

По юридическим лицам – законодательная база есть, но она имеет свои нюансы, поскольку там проблема не в отсутствии какого-либо законопроекта, а в самой системе. Нужно пройти череду судов: местный экономический суд, районный, городской, областные и т. д., и в одной из этих инстанций, как правило, дело останавливается. Все это отнимает огромное количество времени. Возможно, это правильно. Наша легальная система не должна быть простой, иначе она подвергалась бы иным течениям извне.

– Действительно на взыскание залога уходит до 10 лет?

– Может речь идет о каких-то отдельных случаях... На практике таких примеров практически не бывает. Для того, чтобы реализовать залоговое имущество в судебном порядке уходит от 6 месяцев до 1 года. В случае противодействия заемщика или залогодателя, этот срок может увеличиться, но не до 10 лет, 10 лет – это совсем не тот порядок цифр. Если залог реализуется 10 лет, значит на него просто нет спроса или банк сам не предпринимает необходимых усилий и действий для его реализации. 

– Энтони Эспина также озвучивал проблемы налогообложения при списывании активов…

– Я думаю, этот вопрос решится уже в этом или следующем году. Проблема обсуждается. Дело в том, что любой проблемный актив  с точки зрения налогообложения– это доходогенерящая единица. Любое действием с этим активом – это транзакция, которая в Казахстане облагается налогом. Если бы  создали какую-то вакуумную сферу вокруг этой доходогенерящей единицы, то банк  более смело принимал бы  ее на свой баланс, реализовывал, передавал в компанию, которая занимается реализацией этих активов более эффективно, чем сам банк. И это ускорило бы процесс очищения баланса банка. Банк будет более заинтересован что-то сделать. А сейчас, поскольку если я знаю, что за каждый шаг влево или вправо мне нужно платить налог, тогда зачем мне дергаться?

Если активы подстрахованы залоговой недвижимостью, цены на которую не растут, а стоят или даже падают, то зачем мне вообще что-то делать? Пусть это предприятие или недвижимость лежит у меня на балансе, будет хорошее время, я его продам.

Когда такое происходит, система не очищается и долги накапливаются. 

Для решения проблемы необходимы три фактора – эффективное законодательство, эффективная система налогообложения и желание клиента/банка, чтобы все это было сделано. Если есть какой-то диалог, то решить все можно очень быстро.

– Как у вас обстоят дела с NPL, на каком они сейчас уровне?

– NPL у нас на 1 января 2017 года составляют 6,94%. На 1 января 2016 года это было 9,82%, на 1 января 2015 –13,18%. К слову, около четырех лет назад он составлял порядка 49%.

– Какие методы вы использовали?

– Никакого секрета нет. Это стандартные инструменты – оздоровление за счет изменения графиков под производственный цикл компании,  принятия на баланс, передача в ОУСА... Редко какой заемщик имеет желание уходить в банкротство, это отражается на его кредитной истории, репутации, сложнее будет открыть новое предприятие, поэтому почти все заемщики желают работать дальше. Если мы даем такую возможность, даем какую-то подпитку, иные способы возобновить их бизнес, они спокойно работают. Здесь также учитываются и экономические факторы – спрос на продукцию, конкурентная среда и т. д.

Возвращаясь к вопросам о банкротстве и налогообложению, на мой взгляд, государство должно помочь таким клиентам, которые имеют возможность работать дальше. Дать им толчок. Если подставить такое плечо – 50% мы и 50% – государство, вместе мы дадим клиенту второй или третий шанс, и клиент работает – это значительно оздоровит нашу экономику и банковский сектор в частности.

В целом, мы итак это делаем и без помощи государства. 

– Какие у вас планы по кредитному портфелю в этом году?

– У нас все это прописано в нашей стратегии. В первую очередь – разукрупнение нашего ссудного портфеля, то есть уход от корпоративного бизнеса. Мы стали работать с розничным бизнесом буквально 7 лет назад, до этого позиционировали себя как корпоративный банк. В свое время мы активно начали развивать направление МСБ и сейчас уже более чем добились успеха в этом.

Как показал 2016 год, мы имеем желание и возможности: у нас самый большой рост был именно в МСБ и в рознице.

– А что именно вы сможете им предложить – низкие процентные ставки или более высокий уровень сервиса?

– Банкир – это как ваш парикмахер, финансовый консультант, например, когда у нас будет вводиться всеобщее декларирование доходов, или как личный механик – здесь все вращается вокруг личного отношения. Это сервис, удобство, начиная от парковки,  заканчивая географической локацией и другими невидимыми факторами, такими как комфорт, компетентность, скорость. Мы стремимся быть банком, о котором не думают. Когда банк быстро и качественно удовлетворяет потребности клиентов, люди о нас не думают и имеют возможность переключится на свои иные дела – это нормально. К этому мы и стремимся.

Источник: kursiv.kz.