Итак, маленький Билл идет в школу, где учитель его спрашивает: «Кем работает твой отец?» А Билли отвечает: «Мой отец работает пианистом в борделе». Взволнованный учитель звонит родителям мальчика и говорит: «Билли рассказал нам шокирующую историю. Он сказал, будто вы работаете пианистом в борделе!» На что отец отвечает: «Прошу прощения. Он не соврал. Это я ему солгал. Ну не мог же я, в самом деле, сказать восьмилетнему сыну, что его папа — политик?!»
Как политик я сам, стоя здесь перед вами, или при встрече с незнакомыми людьми, когда раскрываю, чем я занимаюсь, и они смотрят на меня как на нечто среднее между змеей, обезьяной и ящерицей, осознаю: что-то не так. 400 лет становления демократии, весьма впечатляющие коллеги в парламенте, все более образованное, энергичное, информированное население, и все же — чувство глубокого разочарования. Среди моих коллег, новых членов парламента, есть семейные доктора, предприниматели, профессора, выдающиеся экономисты, историки, писатели, военные офицеры — от полковников до полковых сержант-майоров. Все они, включая меня, проходя под этими странными каменными горгульями вдоль дороги, ощущают, насколько мы помельчали, насколько незначительными мы стали.
И такая проблема не только в Британии. Она существует во всем развивающемся мире, включая страны среднего развития. Взгляните на Ямайку, для примера, на ямайских парламентариев. Среди них, опять же, стипендиаты грантов Родса, учившиеся в Гарварде или Принстоне. Но даже с такими политиками, если пойти в центр Кингстона, то увидите одно из самых унылых мест, какие только могут быть в развивающихся странах: мрачный, угнетающий вид сожженных или опустошенных домов. И так на протяжении уже 30 лет. В 1979 и 1980 годах при переходе от одного лидера, сына королевского адвоката и стипендиата Родса, к другому, доктору экономических наук из Гарварда, 800 человек погибло в уличной бойне, связанной с наркоторговлей.
Десять лет назад надежды на демократию были грандиозными. Джордж Буш-младший выступил в 2003 г. с ежегодной речью в Белом доме, заявив, что демократия искоренит почти все болезни мира. Как он сказал, поскольку демократические правительства уважают как своих граждан, так и своих соседей, свобода наконец принесет мир. Уважаемые академики в голос утверждали, что демократия несет в себе много разной выгоды: экономическое процветание, безопасность искоренят межрелигиозное насилие и дадут гарантию того, что государства никогда больше не будут скрывать террористов.
Что же изменилось с тех пор? Наблюдая за созданием демократических систем правления в Ираке и Афганистане, мы не заметили проявления ни одного из перечисленных плюсов демократии. В Афганистане, к примеру, выборы проводились не раз и не два. Было три раунда выборов: президентские и парламентские. И что же? Есть ли в этой стране сформировавшееся гражданское общество, верховенство закона или безопасность? Нет. В Афганистане судейская система слаба и коррумпирована, гражданское общество малочисленно и неэффективно, СМИ лишь сейчас поднимаются с колен, правительство, не находя поддержки среди населения, считается глубоко коррумпированным, а безопасность шокирует и ужасает. В Пакистане и многих государствах Тропической Африки демократия и выборы ассоциируются с коррумпированными политикам и нестабильными враждебными странами. И, беседуя с людьми, я вспоминаю свой разговор, например, в Ираке, где собравшиеся жители спросили меня, представляет ли разъяренная толпа, крушившая неподалеку от нас здание местной администрации, символ новой демократии. То же самое, как мне кажется, происходит и в почти любой другой развивающейся стране, в которой я побывал. В некоторой степени то же самое происходит и у нас.
Что же нам остается? Забросить совсем наши мечты о демократии? Очевидно, нет. Было бы абсурдом ввязываться опять в операции, в которые мы были ввязаны в Ираке или Афганистане, если бы мы себя неожиданно нашли в положении, где мы пытаемся навязать в этих странах что-то отдельное от демократических идеалов. Любое другое пойдет вопреки нашим ценностям, вопреки желаниям местных жителей, вопреки нашим интересам. Я помню, в Ираке был момент, когда мы думали, что должны отложить демократию на некоторое время. В какой-то момент мы вспомнили об уроках Боснии: о том, что неподготовленные выборы могут привести к религиозной ненависти и воцарению экстремистов. Поэтому в 2003 году в Ираке было принято решение два года не проводить выборы. Давайте вложим деньги в образование избирателей, в демократизацию. В результате однажды я оказался в своем офисе запертым снаружи толпой. Огромной толпой. Когда я вышел к ним и спросил: «Чем вам не нравится временная администрация? Чем вам не угодили люди, которых мы выбрали? Есть и суннитский шейх, и шиитский шейх, каждый из семи основных родов имеет своего представителя, есть и христиане, и сабиане, женщины-политики, представители всех политических партий — чем вам не нравятся выбранные нами люди?» В ответ я услышал: «Проблема не в том, кто эти люди. Проблема в том, что их выбрали вы». Нигде в Афганистане, даже в самом отдаленном уголке, я не встретил человека, который бы не хотел решать, кто будет им править. Даже в самых удаленных поселениях я не встречал селянина, который не хотел бы голосовать.
Поэтому мы должны признать, что, несмотря на сомнительную статистику, несмотря на то что 84% британцев уверены в неполноценности политики, несмотря на то что по итогам соцопроса в Ираке в 2003 году, какую политическую систему они предпочитают, в ответах 7% указали США, 5% — Францию, 3% — Британию и около 40% — Дубай, который и не является демократическим государством, а скорее процветающей мелкой монархией. Демократия — это та ценность, за которую стоит бороться. Но для этого нам необходимо избавиться от основных наших лозунгов. Нам необходимо перестать утверждать, что демократия нужна, потому что нужны те выгоды, которые она за собой ведет. Или что права человека важны, потому что важны те ценности, которые они за собой ведут; или что права женщин важны, так как важны их сопутствующие ценности. Почему мы должны от них отказаться? Потому что они опасны. Продолжая говорить, например, что пытки неприемлемы, так как не гарантируют получения точной информации, или что эмансипация женщин несет в себе огромную экономическую выгоду за счет удвоения рабочей силы, мы рискуем оказаться в ситуации, когда правительство Северной Кореи сможет заявить: «Вообще, наши пытки стабильно приносят нам необходимую информацию», или правительство Саудовской Аравии сможет сказать: «Рост нашей экономики в порядке. Даже гораздо выше вашей, так что спасибо, но права женщин нам не нужны».
Ценность демократии не в ее последствиях, не в том, что следует за ней. Ценность демократии не в том, что она приносит эффективное, процветающее верховенство закона. Не в том, что гарантирует мир внутри и за пределами страны. Ценность демократии — в ее внутренней сущности. Демократия важна, потому что олицетворяет идею равенства и свободы, отражает идею достоинства, идею достоинства человека и индивидуума, идею того, что каждый имеет равное право выбора, право голоса в создании своего правительства.
Если мы действительно хотим возродить демократию, если мы готовы дать демократии еще один шанс, мы должны наладить новый проект между избирателями и политиками. Демократия не просто система структур. Это менталитет. Это деятельность. И основа этой деятельности — честность. После моего рассказа здесь я еду на радио, на программу «Любые вопросы». На таких программах можно заметить, что политики никогда, ни при каких обстоятельствах не признаются, что не знают ответа на вопрос. Не имеет значение, что это за вопрос. Не важно, вопрос ли это о родительском капитале, о будущем пингвинов Южного полюса или как открытия в районе г. Чунцин поддерживают устойчивое развитие в области улавливания двуокиси углерода, — у нас всегда найдется для вас ответ. Мы должны перестать это делать, перестать делать вид, что знаем и можем все. Политики должны понимать, что иногда некоторые вещи, о которых нас просят наши избиратели, или дела, что мы им пообещали выполнить, мы на самом деле либо не можем, либо считаем лучше не выполнять.
А также необходимо осознать, насколько гениальны наши общества. Наши общества еще никогда не были настолько образованными, настолько энергичными, настолько здоровыми, настолько осведомленными, настолько отзывчивыми или настолько решительными к действиям. И эта гениальность принадлежит местным. Одна из причин, почему мы все больше избегаем банкетных залов, таких, как этот, в котором мы находимся, банкетных залов с невероятными изображениями коронованных правителей на потолке, залов, где вершилась мировая история, где королю Англии отрубили голову. Мы избегаем таких мест, таких тронов и стремимся к городской площади, где сосредоточена вся неистраченная энергия нашего народа, и мы должны воспользоваться ею.
Это будет означать разные вещи в разных странах. В Британии нам, возможно, следует учиться у французов — учиться, как проводить прямые выборы, у французской коммунальной системы. В Афганистане, вместо того чтобы фокусироваться на больших президентских или парламентских выборах, возможно, следует воплотить то, что было прописано в конституции страны первоначально, — проводить прямые выборы в местную администрацию. И избирать местных губернаторов.
Но для выполнения всего обозначенного честность в языке и местной демократии должна исходить не только от политиков. Избиратели также должны выполнять эти условия. Чтобы услышать честный ответ от политиков, избиратели должны позволить политикам быть честными. И СМИ, что посредничают между политиками и избирателями, должны позволить политикам быть честными. Только при активной и осознанной гражданской позиции общества местная демократия сможет процветать.
Другими словами, для восстановления и укрепления яркой демократии не только избиратели должны научиться доверять политикам, но и политики должны научиться верить избирателям.
